Эра милосердия

Сегодня уже, слава богу, и положительный герой может делать какие‑то ошибки и в кадре, и на сцене. Он живой, поэтому не безупречный. Таких можно играть. Раньше этого не было.

А вас не смущало, что главных ролей в кино все‑таки не было много, и вы запомнились зрителю, наверное, так же, как и Фаина Раневская, актером блестящих эпизодов?

Вы знаете, нет. Вообще, мне грех жаловаться на что бы то ни было. У меня были замечательные родители. К сожалению, были. У меня были великие педагоги. Я окончил Ленинградский театральны институт. И там руководителем моего курса был Борис Вольфович Зод, который воспитал огромное количество совершенно потрясающих артистов. Я служил в Театре им. Ленинского комсомола в Ленинграде, и в БДТ, где ставил свои спектакли блистательный Евгений Александрович Товстоногов. И это такое наслаждение и счастье, что я имел возможность с ним работать. Счастье, что у меня была возможность встретиться с Майей Иосифовной Кнебель, ученицей и сподвижницей самого Станиславского! Она ставила с в Большом драматическом театре спектакль, в котором я играл главную роль. Я был бы полным мерзавцем, если бы хоть на минуту пожалел о чем‑то или по какому‑то поводу. Мне есть за что благодарить судьбу. Все педагоги, с которыми я работал, это потрясающие люди и профессионалы своего дела, все мои партнеры по сцене или съемочной площадке… Да, в процессе работы могут быть разные неурядицы, но никогда мы себе не позволяли оскорблять кого‑то, унижать. Никогда! Понимая, что профессия наша настолько от всех зависима. Все о нас, об актерах, заботятся – авторы, сценаристы, художники по костюмам, гримеры… Я уж не говорю о режиссуре, об операторах. Поэтому мне крайне редко приходилось по какому‑то поводу огорчаться.

Не жаль было уезжать из Ленинграда, где всё так хорошо складывалось, в Москву?

Нет, не жаль. Это был переезд, связанный с делами семейными. Единственное, конечно, мы с Аллочкой (Алла Батлер, актриса, вторая супруга Э. Виторгана, ушла из жизни в 2000 году – прим. ред.) были в Ленинграде настоящими звездами театра, кино и телевидения. А приехав в Москву, всё начинали с нуля. Но это нормально. Кстати, когда я поступал в театральный, я же сначала попробовал поступить в Москве. И ни один вуз столицы меня тогда не принял. Я уже многим позже, став известным артистом, встречался с теми, кто меня не взял учиться в Москве. И педагоги, в том числе и вахтанговской школы, не верили мне, говорили, как это мы могли тебя не взять? Но я ничуть не жалею, что попал в Ленинград. Там были великие педагоги: Иван Эдмундович Кох, который родил всё нам известное сегодня сценическое фехтование, и мой педагог, который воспитал и Сережу Юрского, и Алису Бруновну Фрейндлих, и Павла Кадочникова, и так далее; и Ксения Владимировна Куракина, ставившая нам голос, речь… Это было просто наслаждение. Вдобавок, мне очень повезло, что я поступил сразу после десятого класса. И потом, уже работая там и оканчивая институт, я распределился в Псковский театр. Мне предлагали Александринку, т. е. Театр им. Пушкина, или второй вариант – Театр Комиссаржевской в Ленинграде. Но в то время мы с моими приятелями, которые выпустились на год раньше меня, но почему‑то еще ничего не делали в Ленинграде, собрались и уехали в Псков. Хотя я тогда был занят всем на свете – играл в дипломных спектаклях, в каких‑то постановках, носился как ураган, в общем… Но Псков был рядышком, и там мы два года вкалывали, как сумасшедшие, давая по восемь премьер в год. Какой это был опыт! Какая школа мастерства! Мы приглашали к себе молодых режиссеров, которые ставили там спектакли. Сегодня я бережно храню память обо всех этих людях и о тех прекрасных годах так же, как и память о моих близких, родных людях и, конечно, родителях. Они мне подарили профессию.

Скажите, пожалуйста, а сыну своему вы прочили актерскую профессию или наоборот, как многие актеры, советовали ему пойти в инженеры?

Нет, было не так. Сейчас расскажу. У меня вся семья – технари. И папа, и мама, и старший брат, который окончил школу с золотой медалью. А по тем временам золотая медаль позволяла поступать в любой вуз страны без экзаменов.

Но так как он был еврей, его не приняли ни в Москве, ни в Ленинграде, тогда он уехал в Ростов и окончил Ростовский политехнический институт. Так что, они все нормальные люди…. Но. В семья, как известно, не без урода. И я оказался один такой (смеется). Все думали, что будет девочка, назвали Эммочкой, а тут бах и я – Эммануил. Это шутка, конечно. Назвали меня в честь брата моей мамы, который трагически погиб во время погромов в Одессе еще до войны. Так вот…

У моего друга, с которым мы дружим со второго класса и до сих пор, родители были артисты. Жили мы тогда в Ставрополе, куда перевели работать моего папу. Я начал бывать у друга дома, затем мы оба без конца торчали в театре, а летом болтались в театральном дворе, куда на крыльцо выходили покурить «товарищ Сталин» в шинели и с трубкой и «товарищ Дзержинский», который распахивал шинель, а под ней были только трусы и высокие сапоги, потому что лето и жарко артисту в костюме… С той поры появился в моей жизни драмкружок. Поэтому, моя тяга к театру – она с детства. И знаете, это присутствие театра и актерской профессии в моей жизни, очевидно и дало мне возможность жить дальше…

Должен вам сказать, что после ухода из жизни Аллочки, с которой мы прожили вместе е тридцать с лишним лет и никогда не повысили друг на друга голос, я понял, что у меня нет ни желания, ни сил больше. Что я должен тоже уйти со сцены. Что уже есть Максим, он актер (и ему, поверьте, я не желал актерской судьбы, он сам её выбрал). Уже появилась внучка, его дочь, которая сейчас оканчивает ГИТИС. Что ничего мне больше не нужно. И тут я встречаю Ирину (супруга актера Ирина Млодик – прим. ред.). С ней мы были знакомы давно, но потом она куда‑то исчезала на несколько лет, а затем вдруг появилась. И после того, как мы снова встретились, я понял, что человек, желающий сам распоряжаться своей судьбой, не имеет на это права. Судьбой его распоряжается кто‑то свыше. Поэтому то, что вы видите меня сегодня здесь, что мы сидим и беседуем о жизни и профессии, это заслуга Ирины. Всё она. Они очень похожи с Аллочкой. Не внешне, внутренне. Неимоверно!

Получается, судьба посылает вам тех женщин, которые заставляют вас жить дальше?

Думаю, что да. Годы бегут и, конечно, что‑то забывается. Безусловно, были в моей жизни и огорчения. Где‑то мне казалось, что что никогда больше я с каким‑то людьми и общаться не стану, но… Очевидно, постепенно приходит понимание, что не нужно пытаться найти возможность побыстрее расстаться с человеком. Слишком поздно, правда, это приходит. Стоит понять, почему возникла та или иная ситуация… Для меня существует единственная неприемлемая ситуация, которая вне программы, это когда один человек позволяет себе лишить жизни другого человека. Вот это для меня просто катастрофа. И вот почему я не отказывался от ролей фашистов и преступников. Только поэтому! Я совершенно убежден, что мы проживаем настолько недолгую жизнь, что делать еще и гадости друг другу – это просто непростительно. Да и времени на это нет. Если возникает какая‑то конфликтная ситуация с людьми, которых я знаю и за которых могу ручаться, я обязательно приду на помощь. И слава богу, пока еще есть такая возможность. И работа есть. Это замечательно.

Расскажите, пожалуйста, о вашем «Виторган-клубе» на Остоженке и тех творческих вечерах, которые там проводятся.

Это всё появилось вместе с Ириной. Она очень активный человек. И это она собирает людей под нашу крышу. Она делает всё для того, чтобы я ничем, кроме чистого творчества, не занимался. Действительно, в нашем «клубе» бывает много хороших людей. В нем есть кухня, на ней замечательно готовят, поэтому у нас всегда прекрасные столы. Приезжайте обязательно! В «клубе», который мы считаем своим домом, складывается очень непосредственная атмосфера, привлекая людей самых разных профессий. Всем нашим гостям мы бесконечно благодарны, ведь приходя к нам многие раскрываются совсем с другой стороны. До появления этого дома на Остоженке мы Ириной всё время снимали разные помещения, главным образом в Доме актера, чтобы проводить подобные встречи…

Поэтому еще Юрий Лужков, с которым я встретился в Казахстане на каком‑то мероприятии, пошел нам навстречу, когда я обратился к нему с просьбой помочь нам с помещением. Уже в Москве, он пригласил меня на прием, я приехал. Он предложил мне выбрать одно помещение из нескольких. Мы выбрали. Это идеальный центр Москвы, золотое место. Правда, к огромному сожалению, помещение мы получили в аренду. И она огромна. Центр столицы, сами понимаете. Но всё равно этот дом привлекает сегодня многих и разных людей, что позволяет нам проводить тематические вечера, читать стихи любимых поэтов, петь, общаться как минимум дважды в месяц. Для каждого вечера мы готовим программу, думаем, о чем будем говорить, собираем фото и киноматериалы, чтобы ни один наш гость не пожалел о потраченном впустую времени. И всё это мы делаем вместе с Ириной, она удивительная!

Вы – богатый человек! У вас прекрасная работа, замечательная семья, вы – дед и прадед. Что стало самым счастливым событием в вашей жизни за последнее время?

Самое счастливое событие – это рождение еще одного внука Платона, сына Максима и Ксюши. Вы знаете, сейчас такие дети необыкновенные появляются на свет. Не знаю, замечаете ли вы новорожденных. Глаза абсолютно ясные, всё понимающие. Поверьте, я это говорю не потому, что это мой внук. Я смотрю и сейчас, к нам на этот вечер в Дубае приходят пары с маленькими детьми. Их глаза откликаются на звук, на голос. Раньше такого не было. Какое‑то новое поколение растет. И дай им Бог всего хорошего.

Как часто вы проводите такого рода камерные выездные концерты? Когда родилась эта идея, и в скольких странах и городах вы побывали с такими гастролями?

В очень многих городах уже побывали, еще больше стран и городов нас ждут. Будем стараться приехать всюду. Люди, которые понимают и чувствуют, что мы хотим им сказать, с удовольствием приходят на наши концерты. Хотя есть и такие, что приходят со скептическим настроем, но и они, поверьте, к концу вечера полностью преображаются. Это действительно так. Я не преувеличиваю. Наш формат предполагает живое, практически личное общение. Вот что ценно. Нам важно доставить своим гостям огромное удовольствие от встречи и общения. Вот уже четыре года мы приезжаем в Юрмалу, потому что Ирина родилась и выросла там, и не может без этого моря, ветра и песка, и проводим свои творческие вечера там. Все приходят, общаются, замечательно!

Вы никогда не задумывались о написании мемуаров?

Ой, как меня достают с этими книгами, чтобы я их написал… Вся штука в том, что меня смущает один факт – многие мои коллеги и современники уже написали и издали свои воспоминания. И мне не очень хочется делать то же самое. Ну хорошо, ну напишу… Разумеется, у меня в жизни были встречи с такими замечательными людьми, что хотя бы ради них нужно сесть и собрать книгу. И даже наброски есть, уже целая кипа бумаг. Почти рукопись. Но каждого нового человека, приходящего издавать эту книгу, я останавливаю и говорю ему, что надо еще немного подождать. Пусть полежит… Ничего страшного. Я думаю, что пока я имею возможность общаться с интересными людьми, мне этого живого общения вполне достаточно.

Какая из ваших актерских работ вам самому запомнилась более всего?

Я вам должен сказать, что за эти годы, за то количество жизней, которое я прожил в разных своих ролях, я часто называю те из них, о которых зритель порой даже не догадывается. Он говорит о каких‑то моих центральных персонажах. А для меня прожить жизнь в эпизоде в итоге оказывалось значительно интереснее. Назову, пожалуй, «Благочестивую Марту», и блистательную Маргариту Терехову. И всех стальных – Колю Караченцова, и других потрясающих наших актеров. Их было столько, что некоторые названия фильмов, в которых я успел за всю свою жизнь сняться (их было более ста пятидесяти), я вам даже не скажу, не вспомню… А вот всех, с кем я когда‑то работал, я вспоминаю с большим теплом и огромной благодарностью. И особенно, Маяковку. До сих пор мы встречаемся с нашими коллегами – Евгенией Симоновой, Женей Костолевским, Мишей Филипповым. Все они бывают у нас в гостях.

Что вас восхищают, радует и удивляет сегодня?

Знаете, однажды я ушел из театра им. Маяковского, в котором я прослужил двадцать с лишним лет… Это тоже, кстати, отдельная история. И ее следует вспомнить. Ушел из жизни Андрей Александрович Гончаров, пришел в театр другой человек, не без моей помощи, так как я был членом худсовета, и стал в нем править. Я позволю себе не называть его фамилии, недавно его тоже не стало. Однако его приход в театр стал катастрофой! Меня, разумеется, никто оттуда не выгонял. Наоборот. Но однажды я случайно вышел во двор театра и увидел, что все фотографии великих артистов и спектаклей, которые играли в театре 80 с лишним лет, выброшены под дождь. А когда‑то они все висели в театре, на ярусах. Я влетел в кабинет худрука и сказал, что моей ноги больше здесь не будет. Потом только понял, что у меня в репертуаре пять спектаклей, где я играю главные роли, и что нужно вводить на них других артистов, чтобы театр продолжал жить. Я вернулся и как только закончил ввод новых актеров на свои роли, тут же ушел. Безусловно, было огорчение, но прошло совсем немного времени и я вдруг понял, что я могу просыпаться, когда я хочу, могу взять пьесу ту, что я хочу, договориться о той режиссуре, которую я хочу, и играть с теми актерами, с которыми я хочу. И вот уже восемь лет меня приглашают в антрепризы, в разные другие проекты. Это меня и радует, и удивляет, и восхищает сегодня.

Завершая нашу беседу, хотела бы поблагодарить вас и пожелать здоровья, душевного спокойствия и творчества, пока есть желание им заниматься и дарить радость людям…

Спасибо большое. И вы можете быть уверены, что на все вопросы я отвечал честно и искренне. Я обычный человек, и в моей жизни бывали ошибки, безусловно. Но важно успеть эти ошибки исправить. Потери, конечно, восполнить невозможно. У меня почти не осталось родных. У моего отца было десять братьев, и сейчас почти половина одесского кладбища – это моя родня, и, к сожалению, это не только мои двоюродные и троюродные братья, но уже и племянники, молодое поколение. Поэтому, пока мы живы, нужно стараться успевать делать добро. По возможности. И не мешать другим, тоже по возможности. Для меня не существует права человека распоряжаться чьей‑либо жизнью. Наверное, это понимание приходит с возрастом. Но мне очень хочется, чтобы при встрече с любым человеком, было не совестно пожать ему руку и посмотреть в глаза. Нужно быть терпимыми и милосердными. Дай бог нам всем дарить другим добро.

Редакция благодарит компанию IceQueen Wellness & Spa за организацию интервью