Art+Privé Issue #25

Я вот опять же, давая недавно интервью белорусскому изданию, понял, что спортивный журналист, специали‑ зирующийся на гандболе, сделал со мной интервью более глубокое и человечное, чем многие российские его коллеги. Почему я говорю о Белоруссии. Я там учился, очень трепетно отношусь к Минску. Там я поступил в институт, мне было 17 лет. Главный год перед вступлением во взрослую жизнь. Теперь меня мои белорусские коллеги н в первый раз зовут в Беловежскую Пущу, на экскурсию в тот самый домик, где подписали документы, завершившие сущест‑ вование Советского Союза. А я, поверьте, боюсь туда ехать, и не знаю, как я себя там почувствую. При этом, я очень уважительно отношусь к Борису Николаевичу Ельцину и к его семье, кто бы его и как не хаял. Он – продукт своего времени. Но само сознание того, что три человека собра‑ лись и на бумаге взяли и развалили колосс под названием СССР, ужасает. Просто росчерком пера! Или взять Михаила Сергеевича Горбачева. К нему я отношусь иначе. Вокруг его личности ходит много неподтвержденных слухов и по поводу объединения Германии, и по поводу вывода наших войск из Европы, и по поводу Варшавского договора. И подтвер‑ дись они, реакция общества будет неоднозначной. В общем, лихие – не лихие, я скажу так – хорошие были годы. У нас было много доброго, светлого и позитивного. Я очень благо‑ дарен комсомолу. Для меня это не было чем‑то фальшивым. Ишуткой не было. Я искренне шел в коммунистическую партию Советского Союза, так как я к этому ответственно относился и не считал вступление в партию некой карьерной ширмой. Я с юных лет работал и много. И заставлял других. Я вел за собой людей на какие‑то добрые дела: собирал картошку в колхозе, помогал ветеранам, нес вахту на Посту №1, если кто‑то еще помнит, что это была такая почетная обязанность. Поэтому ваша портовая компания получила название «Дело»? Отчасти, да. И опять же, про Советский Союз. Он мне всё дал – бесплатное образование, здравоохранение. Мне платили стипендию. Значит, нам есть за что быть благо‑ дарными той стране. Вот почему мне не за что ругать свое прошлое, к котором было много хорошего. В нынешних реалиях отрицательного я вижу больше, чем было тогда. Теперь давайте к морю. Оно случилось с первого дня моей жизни, поскольку я родился в семье морских инже‑ неров. Мой отец хотел стать капитаном дальнего плавания, но в юношеском возрасте, будучи курсантом Морского инженерного института, не очень удачно поднимался во время шторма по трапу, сломал себе плечо. И стал инва‑ лидом, потому что скрыл от командования свою травму и ушел в рейс. Соответственно, рука срослась неправильно, и он на всю жизнь остался инвалидом. А мама начинала учиться в Одессе, потом их факультет перевели в Ленинград, и она окончила уже Ленинградский институт инженеров морского флота. Родители мои познакомились на Камчатке, в городе Усть-Камчатск. Оба были молодыми специали‑ стами. Мою старшую сестру мама родила прямо в поезде, в Крымске, не доехав до Новороссийска 40 км. Потом мои родители работали в Молдавии, а затем окончательно перебрались в Новороссийск, где я и родился. В буквальном смысле, на берегу Черного моря. Папа мой работал сначала на младших командных должностях в Новороссийском порту, а закончил главным диспетчером Новороссийского морского торгового флота. Он был рекордсменом Советского Союза, проработав в своей должности 21 год. Это очень долго, потому что работа тяжелая, а главный диспетчер руководит деятельностью всего порта полностью. А мама, опять же, 30 лет проработала инженером, главным экономистом в Новороссийском морском пароходстве. Я, действительно, вырос в порту. Правда мои родители рано развелись. Мне было семь лет. С этого ммента и на протяжении моих школьных лет я по субботам после уроков приезжал к отцу в порт. Участвовал в его селекторных совещаниях, сидел на диване и смотрел на то, как он планировал работу порта на выходные дни. Я знал наизусть номера причалов, где какие глубины. В общем, всё, что нужно. А потом мы сади‑ лись с отцом в машину и вместе с ним и его заместителем объезжали всю территорию порта, смотрели за тем, как идет погрузка и разгрузка судов, разговаривали с начальни‑ ками районов, с бригадирами докеров и так далее. Среди докеров, должен сказать, были депутаты Верховного Совета СССР, орденоносцы, люди, знаменитые на всю страну. Вот. И я их видел вживую. Это были легенды, передовики произ‑ водства. Самые настоящие. Их знали в лицо руководители партии и государства. Доброй традицией было и то, что моего отца хорошо знали все капитаны. Потому что от него многое зависело, и он решал, не нарушая правил порта и морских зако‑ нов, многие вопросы. Нас звали на все корабли, кроме иностранных, на них было нельзя, а я их воспринимал тогда как настоящую заграницу. Мы поднимались на какое‑нибудь наше судно Азовского пароходства из Мариуполя, и там была свободная программа с хоро‑ шими напитками и закусками для взрослых, а меня вручали очередному вахтенному помощнику капитана, с которым я изучал корабль. И раз а разом, суббота за субботой я осматривал материальную часть судна – машинное отделение, разное навигационное оборудова‑ ние: компасы, бинокли, пеленгаторы, устройство систем связи. Я это всё знал наизусть. Поэтому к 10 классу, когда мне папа сказал идти и поступать в Новороссийской Высшее Инженерное морское училище (сейчас Морской Университет им. Ушакова), прославленную тогда «море‑ ходку», я сказал, что никогда в жизни не пойду туда. Потому что, кроме корабельной романтики, я видел в порту и семьи этих несчастных моряков и капитанов, которые прилетали в Новороссийск, где стоял корабль, на сутки- двое, скажем, из Ленинграда. Всех жен, которые подолгу не видели своих мужей, своих сверстников – детей моря‑ ков. И я не то что бы испугался этой доли, просто я уже много про эту профессию понимал. Ну, а потом так случи‑ лось, что были армия и военный институт. Появилось желание делать военную карьеру. И тут распался Советский Союз. С моими языками – венгерским и итальянским – работать, в общем‑то было негде. Я уволился из армии. И всё то, что я считал мне никогда не пригодится, стало делом моей жизни. От судьбы не уйдешь, видимо? Видимо, да. И всё, что я знал и умел, пригодилось в органи‑ зации своей компании. Дух предпринимательства во мне был. И я начал поднимать компанию «Дело». И подняли до того, что сегодня мы сидим и обсждаем вашу сделку по продаже акций концерну DP World… Да. Но, во‑первых, сделка еще не состоялась, пока мы ведем переговоры, уже полтора года. С главой DP World Султаном Ахмедом бен Сулайемом я познакомился на Питерском экономическом форуме два года тому назад. И теперь наши переговоры вышли на финишную прямую. Если все будет нормально, то скоро мы подпишем все необходимые документы. Нам осталось решить вопросы с Федеральной Антимонопольной службой и понять полномочия Совета директоров и генерального директора. Как только по этим вопросам договоримся, сделка будет подписана. 2017 january - february art plus privÉ 13 PRO people