Art+Privé Issue #26

Насколько интересным для вас могло бы быть знаком‑ ство с многообразной арабской кухней, с её аравий‑ скими вариациями? В какой‑то степени я знаком с арабской кухней, главным образом, с её северо-африканским вариантом: Алжир, Марокко, Тунис. Кроме того, знаком с ливанской кухней, которая очень мне нравится. Мне всегда интересно знако‑ миться с кухней других стран и народов, аравийская не исключение. Много лет работая в СССР, затем России, прекрасно говоря на русском языке, вы тем не менее постоянно подчеркиваете, что вы больше француз и американец, нежели русский. Если бы вам предложили снять фильм о России, с чего бы вы начали и что постара‑ лись непременно включить в него? Мне не раз предлагали снять фильм о России, и я всегда отказывался. Разрешите, я расскажу вам одну историю, которая послужит объяснением этого. У меня есть внук, Коля, который родился и живет в Германии. Много лет назад, когда ему было лет 10, он приехал ко мне в гости в Москву. Поехали с ним на дачу. Вот мы едем, и он вдуруг говорит: – Вова (так он зовет меня), почему столб кривой? И показывает на покосившийся телеграфный столб. У него в Германии столбы все стоят прямо, поэтому покосившийся удивил его. Я же совершенно привык к криво стоящим столбам, поэтому просто не замечаю их. Иначе говоря, у меня глаз замылился в отношении России. Объяснить, почему столб «кривой», я, конечно, могу. Но я не вижу его. Делать фильм о России должен, на мой взгляд, человек со свежим глазом. Вас по праву считают лучшим интервьюером России, ваш журналистский талант и чувство такта были отмечены многими наградами. Что, по‑вашему, отличает хорошего журналиста от плохого? Чего не хватает современной журналистике? Хорошего журналиста от плохого отличает стремление к максимальной объективности, к честности, к предо‑ ставлению максимальной информации (а не только той, которая ему «нравится»), понимание своего долга перед аудиторией и хотя бы наличие дара, если не таланта. Современная журналистика довольно давно превратилась в пропаганду, когда журналист «работает» на какую‑то точку зрения, которую требует от него либо государство, либо частный хозяин. Это относится как к России, так и к Европе и США. Журналисты еще есть, но журналистика как профессия, как «четвер‑ тая власть» исчезла. Общаясь со своими собеседниками в разных стра‑ нах и на разных языках, часто ли вы сталкиваетесь с недопониманием, связанным с так называемым «языковым барьером» и разностью менталитетов? Нет. При элементарном профессиональном умении эти вещи вполне преодолимы. Кто из ваших собеседников, коих было великое множество, более других удивил вас своими ответами на ваши вопросы? Какое из ваших интервью было самым сложным за все годы работы, а какое доста‑ вило наибольшее удовольствие? Их было столько, как собеседников, так и интервью, что я не могу выделить ни самых удивительных, ни самых сложных. Могу зато вспомнить самые неудачные интер‑ вью, их было два: одно – с Михаилом Жванецким, другое – с Иваном Ургантом. Дело в том, что оба они мои друзья, обоих я люблю, что лишило меня возможности задавать им жесткие, неприятные вопросы, а в интервью это необ‑ ходимо. Словом, никогда не надо интервьюировать людей, с которыми дружишь. И не надо общаться, играть в теннис или гольф, ходить в баню и ужинать с людьми, у которых ты, возможно, когда‑нибудь возьмёшь интервью. Если бы в программе «Познер» вы брали интервью у Владимира Познера, какие вопросы захотели бы ему задать? Позвольте оставить этот вопрос без ответа. Зачем мне подсказывать какому‑нибудь будущему моему интервью‑ еру тяжелые для меня вопросы? Чем вас так заинтересовала фигура Уильяма Шекспира и его «предостережения королям»? Почему именно Шекспир так созвучен тому, что происходит в XXI столетии? Шекспиром я давно увлекаюсь. В прошлом 2016 году испол‑ нилось 600 лет со дня смерти Шекспира, кроме того это был Год английской литературы в России и российской в Англии. Британский совет предложил мне сделать доку‑ ментальный фильм о Шекспире, и я согласился, но сразу сказал, что я возьму какой-аспект того, о чем Бард писал, уж слишком велико его наследие, и выбрал его отношение к власти. Что до вашего второго вопроса, отвечу коротко: гений всегда созвучен любому времени. На то он и гений. Планируете ли вы снимать фильмы-размышления и о других великих писателях и творцах, оста‑ вивших неизгладимый след в мировой истории и в мировом искусстве? Существуют ли подобного калибра личности среди наших современников, или все‑таки нужно, чтобы время само расставило всё на свои места? Во-первых, таких планов у меня нет. Во-вторых, на мой взгляд, калибра Шекспира есть всего несколько человек – Леонардо да Винчи, Бах, Моцарт. Они «случаются» чрезвы‑ чайно редко. Что делает вас счастливым человеком? Что может огорчить? Для меня счастье сводится к трем вещам: к моим детям, к моей работе и к моей супруге. Слово «огорчить» не является антонимом «счастья». Огорчать могут многие вещи, даже плохая погода в день, когда я собрался играть в теннис. Если речь о том, что я считаю несчастьем, то это любая беда, которая могла бы случится с моими близкими. Чему вы любите посвящать свой досуг? Теннису, чтению, слушанию музыки, путешествиям, общению с друзьями, хорошему кино и театру. Что вы желаете себе в наступившем 2017 году? Что бы хотели сказать нашим читателям? Здоровья. Себе и вашим читателям. Спасибо, Владимир Владимирович. С нетерпением ждем встречи с вами в Дубае. 2017 march - april art plus privÉ 77 PRO event