На деньгах царская печать

Эта история вполне достойна докторской диссертации, спецкурса по историческим вспомогательным дисциплинам, качественного научно-популярного документального фильма, или даже сценария для голливудского блокбастера. Формат журнала не подразумевает глубоких и «длинных» исторических исследований, поэтому я попытаюсь рассказать лишь самую суть этого детектива с элементами геополитики и истории, участником которого я оказался. Самое интересное, что история эта еще не закончена и продолжает своё развитие!

Текст и фотографии Андрей Алямкин

Общий сюжет её состоит из трех, ничем не связанных на первый взгляд линий, две из которых пришлись на вторую половину XIX века, а третья продолжает происходить в наше с вами время. Частично, отдельную информацию, можно найти в специальных изданиях: что‑то обсуждалось в интернете, что‑то готовится к печати. Но то, как всё происходило на самом деле, не публиковалось еще нигде и никогда.

Середина девяностых годов прошлого столетия. Месяц апрель. Маленькое и живописное местечко Валькенбург, расположенное недалеко от Маастрихта (Лимбург, Нидерланды). Там и по сей день, ранее ежегодно, а теперь два раза в год, собираются любители бумажных денежных знаков со всего мира. В середине 1990‑х бонистический Валькенбург просто процветал! Это был и блошиный рынок, где за пару гульденов можно было приобрести настоящие артефакты, свидетельства истории, пылящиеся у старьёвщиков на полках. В то же время, там совершались большие сделки между серьезными торговцами с разных континентов. Это было место встреч между коллегами по цеху, общему увлечению и просто старых товарищей. Публика была очень разной. Многие приезжали с семьями. Если учесть, что Валькенбург всегда считается курортных местом, находящимся в центре Западной Европы, то зевак, праздношатающихся и убивающих время туристов там всегда было в достатке…

Сегодня это относительно унылое, очень специфическое мероприятие, рассчитанное больше на профессиональных торговцев. Причина проста. Во-первых, развитие интернета и средств массовых коммуникаций, привело к тому, что сегодня, не вставая с кресла, можно «всё увидеть, услышать, решить или купить». И, во‑вторых, произошел эффект открытия границ Восточной Европы, когда люди, имеющие общее увлечение и разделенные десятилетиями, сумели наконец собраться вместе и просто поговорить! «Последствия» таких разговоров для рынков, как Запада, так и Востока, были просто эпохальными, особенно для нас. Многие знаки, которые были «обычными иностранными бумажками на непонятном языке» для западных дилеров, оказались на самом деле невиданными и недоступными для нас ранее раритетами. Это был период больших возможностей, быстро приучившее нас ничему не удивляться и всё делать быстро. Времени думать и анализировать поступающую огромными объемами информацию просто не было.

Задача была проста. Купить и тут же продать, оставив у себя в коллекции, по возможности, самое ценное и важное. Если учесть, что подобного опыта ни у кого не было, а уровень знаний предыдущих поколений практической пользы принести не мог (коллекционирование, равно как и общение с иностранцами, мягко говоря, не приветствовалось в советское время), учиться приходилось «на ходу». А вот хорошие знания английского языка и отечественной истории нашли невиданное прикладное применение. Я стал «лучшим другом» многих западных дилеров. Просьбы «переведи», «объясни», «познакомь» были постоянными, и свободного времени на подобных мероприятиях катастрофически не хватало. Именно в такой атмосфере я впервые столкнулся с той ниточкой, потянув которую, сегодня имею возможность рассказать вам эту историю.

Итак, вернемся в Валькенбург. Проходя мимо стола одного финского дилера (на столе всегда стоит маленький флажок страны – это традиция мероприятия), я увидел несколько редких Российских кредитных билетов середины XIX века номиналами 50 и 100 рублей. Сильной конкуренции еще не было (массовый выезд новой волны наших торговцев начался в середине «нулевых»), можно было пройти мимо, посмотреть, что есть на соседних столах, а затем, вернувшись, поговорить о чем‑то еще, и вскользь, как‑бы заодно, для поддержания темы, выйти на интересующие меня предметы. Зачастую, западные дилеры просто не представляли реальной редкости и ценности наших знаков, и определяли её лишь по нашим глазам и силе желания «заполучить» данный предмет. Финн производил очень серьезное впечатление. В годах, с седой бородой, уверенный взгляд, и почему‑то мне врезалось в память кольцо члена масонской ложи, которое я впервые увидел не на картинке, а вживую. Качественного общения не получилось. Мой немецкий был явно не на высоте (сразу вспомнились и прогулянные пары, и немыслимые хитрости при сдаче зачетов и экзаменов), а на английском он с трудом мог связать несколько фраз. Тем не менее, мне удалось понять, что знаки эти фальшивые. Стоили они у него значительно дешевле настоящих, но всё же, дорого. Ни на какие скидки идти он не хотел. Обменявшись контактами, я продолжил свою «охоту», не относя приобретенный у него материал к особо ценным «трофеям».

Вернувшись в Москву, я обсудил свои приобретения с коллегами. Опыта катастрофически не хватало. Но даже на том уровне, качество знака номиналом в 50 рублей образца 1866 года, просто поражало! Старшее поколение вообще предлагало считать их настоящими. Сложность ситуации заключалась в том, что мы не видели таких знаков «живьем» ни разу, и сравнивать было не с чем. Было лишь слово финна, что дензнак фальшивый. Отсюда и появился термин «финские фальшаки», т. е. купленные у финна. Впоследствии, я не раз слышал бонистические «истории» о том, как финны подделывали наши денежные знаки! Зарубежное происхождение данных знаков сомнений не вызывало, равно как и то, что они не настоящие. Сомнения относительно подлинности были лишь по отношению номинала в 50 рублей. Сторублевые билеты, изначально более качественно защищенные, однозначно были фальшивыми. Смущало лишь то обстоятельство, что даты на знаках были даны в слишком широком временном диапазоне: от 1866 года на 50 рублях до 1892, 1894 и 1896 гг. на сторублёвках. После нескольких встреч и жарких дискуссий 50 рублей были однозначно отнесены к фальшивым дензнакам, исходя из принципиально другого качества бумаги (как впоследствии выяснилось, бумага на них была двух типов – японская или голландская) и ошибки в микротексте на верхней левой виньетке на лицевой стороне банкноты. Вместо слова «рублей» было написано «руелей». Данная информация была зафиксирована в каталоге А. Е. Денисова, вышедшего в самом начале 2000‑х годов. На экспертном уровне, базовой версией был польский след. Я же, еще тогда, предположил английские корни. Но на тот период времени, это были лишь слова, основанные на общей логике исторического процесса. Скорее всего, данная история так и осталось бы нераскрытой, если бы не следующие события, до перехода к которым я хотел бы кратко остановится на взаимоотношениях Российской и Британской империй того периода.

Большая игра

Термин «Большая Игра» (или “The Great Game”), ставший широко известным с легкой руки Редьярда Киплинга, относят к противостоянию («холодной войне») между Россией и Британией, начиная с периода совместной победы над Наполеоном Бонапартом, и до нового союзного блока (Антанта) перед Первой Мировой войной. Причиной данного противостояния традиционно считают опасения Британии за свои индийские владения. С моей точки зрения, данное мнение сильно упрощает суть проблемы, но для нашей истории этого вполне достаточно. Итак, после совместной победы над Наполеоном (оспаривать ключевую роль России в этой победе невозможно, всё было сделано в «традиционном британском стиле», т. е. чужими руками), отношения двух сверхдержав того времени заметно портятся. Пиком противостояния стала Крымская война с ослабевающей Османской империей, начавшаяся с конфликтной ситуации, когда Турция объявила войну России осенью 1853 года, и вставшими на её сторону Францией и Британией, вступившими в войну весной 1854 года. Заключение весной 1856 года мирного договора не решило «русский вопрос»с точки зрения Британии, «отогнав» лишь на время «русского медведя». Можно также остановиться и на жестком противостоянии в Средней Азии, и на войнах и конфликтах в Европе во второй половине XIX века, но нас больше интересует время окончания (или приостановки) именно этого противостояния. Формально им стал год подписания (август 1907 года) в Санкт-Петербурге Англо-Русского договора, который разграни-чивал сферы влияния России и Британии в Средней Азии.

На практике, после смерти императора Александра III осенью 1894 года, Британия, напрямую, равно как и через французское посредничество, попыталась прекратить открытое противостояние с Россией. Причина состояла в том, что у Британии тогда появился новый серьезный континентальный соперник в лице объединенной Бисмарком Германии. Опять потребовалось «пушечное мясо» для решения проблем Туманного Альбиона, и на эту роль снова была выбрана Россия. Не в первый и не в последний, к сожалению, раз. Решать свои проблемы чужими руками – это фирменный стиль англосаксов. Однако все вопросы, безусловно, стоит задавать нашим руководителям, упорно не хотевшим тогда, и не желающим учить историю сегодня! Император Николай II, выбрал путь защиты чьих угодно интересов, но не своей страны. Как результат, после почти ста лет противостояния, Россия и Британия – вновь союзные державы.

Странная коллекция

Возвращаемся в наши дни, а точнее, в первую половину нулевых. Фальшивые денежные знаки второй половины XIX века, появившиеся на бонистическом рынке, так бы и остались просто фальшивыми знаками, если бы не одно, в общем‑то, рядовое событие. Однажды в Лондоне (вечер, апрель, а вот год точно не помню), один мой коллега из Нью-Йорка, Артур Моровиц, предложил приобрести у него одну весьма странную коллекцию. Будь это кто‑то другой, я бы мог и не заинтересоваться предложением. Но мистеру Моровицу я с удовольствием посвящу несколько строк.

Артур, выросший в тридцатые-сороковые в Нью-Йорке в небогатой семье, добился больших успехов в бизнесе и оставил свое дело старшим сыновьям. В 1992 году он основал Champion Stamp Company, где и трудится до сих пор вместе с младшим сыном и замечательной командой. Всю жизнь, увлекаясь марками, он реализовал свою мечту, открыв большой филателистический магазин на 54‑й улице Большого Яблока. Это единственный магазин подобного рода на Манхэттене, расположенный на первом этаже. Кстати, все вышестоящие этажи, также заняты магазином и офисом мистера Моровица. В бонистику Артур попал совершенно случайно. После банкротства ABNC (American Bank Note Company), дензнаки из её архива вышли на аукционы, но череда скандалов и судов привела к нежеланию владельцев компании что‑либо продавать таким образом. Артур, увидев в этой ситуации возможности для расширения поля своей деятельности и решив, помимо марок, заняться еще и старыми банкнотами, выкупил весь материал целиком. По объему это было несколько больших грузовиков, забитых различными документами, а также невыпущенными и незаконченными денежными знаками со всего мира. На этой почве мы и познакомились.

Артур оказал нам неоценимую услугу, а именно, огромный архив, касающийся России, он не распродал быстро и по частям, как это обычно делается в подобных случаях. Он дал нам возможность в течение нескольких лет и по частям (большую сложность составляло найти бумаги, относящиеся к России, среди миллионов других неразобранных документов) отбирать и вывозить обратно в Россию тысячи уникальных документов и дензнаков. Поэтому и впоследствии, если Артур Моровиц что‑либо мне предлагал, я никогда не отказывался и всегда обращал на это внимание. В данном же случае, коллекция никакого отношения к ABNC не имела.

Это была темно-синяя папка с двумя-тремя десятками различных кредитных билетов. В придачу отдавался доклад, сделанный неким Питером Бовером в 1991 году. Даже при очень беглом просмотре коллекция поражала своим разнообразием. Там были представлены практически все выпуски Российских кредитных билетов второй половины XIX века. Артур объяснил мне появление этой подборки следующим образом. В Англии умер его знакомый филателист, и после него остались какие‑то русские старые банкноты. Семья попросила Артура помочь с их реализацией. А так как я у него был главным покупателем на всё, имеющее отношение к России, то и это, возможно, могло меня заинтересовать. Жизнь научила меня никогда не спорить с мистером Моровицем (можно было лишиться права «первого» покупателя), и поэтому нам оставалось лишь обсудить цену. В то время наши знаки подобного рода были еще доступны, поэтому стоили на порядок ниже, чем сегодня. Тем не менее, сумма сделки должна была получиться весьма значительной, и тогда вставал вопрос об открытии очередной кредитной линии. Но Артур, странно улыбнувшись, попросил меня посмотреть знаки повнимательнее. Я ответил что, конечно же, заметил определенное количество наших «старых знакомых». А именно, банкнот номиналом 50 рублей 1866 года и несколько сторублевых билетов, отличающихся еще большим разнообразием дат и степеней законченности.

Я объяснил, что хоть они и фальшивые («рука и глаз» на них были уже «набиты»), денег определенных они все равно стоят, в особенности «пятидесятирублевки». На вопрос о большом количестве кредитных билетов других выпусков я ничего ответить не мог, попросив дополнительное время на исследование. И здесь я был сильно удивлен заявлением Артура, что ВСЕ дензнаки в этой коллекции фальшивые! А прилагаемый доклад, касающийся лишь небольшой части знаков (доклад посвящался чему‑то другому, а не этой подборке), доказывает это. Я ушел в свой гостиничный номер и принялся за работу. К утру мне удалось «разобраться» с 80 % материала. Всё было на самом деле фальшивым. Поражало разнообразие подделок, но ещё сильнее изумляло их высочайшее качество. Это были не два уже «традиционных» и известных нам номинала, а целая подборка, охватывающая пять различных выпусков. Естественно, проведя всю ночь без сна, утром я показал часть этих знаков ведущим коллекционерам того времени. Мнения были очень разными, и часть знаков, опять была признана настоящими! Необходимо заметить, что до недавнего времени исследование дензнаков на подлинность делалось точно так же, как и 150 лет назад. Берётся государственный тиражный «образец», и при различных степенях увеличения, через микроскоп или компьютер, что по большому счету, значения не имеет, сравнивается с испытуемым знаком.

Стоить добавить, что все «образцы» денежных знаков, выпущенных до 1896 года, безумно редки, и существуют либо в архивах Гознака, либо в очень серьезных коллекциях. Если «образец» найти невозможно, то берется «всеми признанный» настоящий выпущенный дензнак, который и используется в качестве образца. Такая практика вызывает множество споров и, зачастую, требует большого количества времени. Объяснить такое положение дел можно лишь тем, что качественных подделок бумажных денег на рынке практически не было. Наиболее качественными подделками считались выпуски Наполеоном фальшивых российских ассигнаций, так называемых «наполеоновок». Даже специалисту средней руки на то, чтобы отличить настоящий дензнак от такой копии, потребуется лишь нескольких секунд. Появление поддельных 50 и 100 рублевых российских казначейских билетов вызвало неоднозначную реакцию. «Сторублевки» были очень среднего качества. «Радужность» или то, что специалисты называют «ирисовый раскат», оказалась вполне серьезной защитой, качественно преодолеть которую злоумышленники так и не смогли. Знак 1866 года номиналом в 50 рублей, отличавшийся лишь качеством бумаги и ошибкой в микротексте, зачастую многие специалисты объявляли «настоящим». Тем более, что оба признака «работали» лишь на знаках в высоком состоянии. При серьезном износе билета оба признака уже «не работали». Но кто будет вкладывать силы и средства в качественную экспертизу ради одного типа знаков? С остальными выпусками, как нам всем тогда казалось, проблем нет. Я же, получив ночь преимущества, отчетливо понял одно – мы столкнулись с чем‑то большим, чем обычная, пусть и весьма искусная, подделка.

Во-первых, открывался небывалый масштаб деятельности изготовителей фальшивок. Так, наиболее ранним знаком были 10 рублей выпуска 1863 года, а наиболее поздним оказались 100 рублей 1896 года. Во-вторых, качество отдельных подделок требовало экспертизы совсем другого уровня. Уровень экспертного сообщества частных коллекционеров, безусловно, превосходил уровень музеев, но и он был абсолютно недостаточным. Требовалось специальное оборудование и специалисты, умеющие на нем работать, а также профессионалы из смежных областей. Словом, появилась задача, которую требовалось решить.

Следует отметить, что мои отношения с финном, а звали его Пекка Вильянен, тоже не стояли на месте. Практически все фальшивые дензнаки, которые он привозил на крупные бонистические мероприятия, он сначала показывал мне. Но в силу языковых сложностей, которые я уже описывал, а также моего непонимания, что же, все‑таки надо искать, результаты были малозначительными. В основной массе, это были незаконченные односторонние десяти и сторублевые билеты 1894 года. Наиболее востребованный знак номиналом 50 рублей 1866 года он привозил не всегда, даже по одной штуке. Других законченных знаков подобного качества у него не было. По крайней мере, так мне тогда казалось.

Кто Вы, господин Варнерке?

Итак, получив из рук Артура Моровица эту замечательную коллекцию, я лишь вскользь упомянул доставшийся впридачу доклад, изданный в Лондоне неким Питером Бовером в 1991 году. «Руки дошли» до него уже по дороге домой. Я не могу передать то возбуждение, которое меня охватило, как только я прочел первые несколько страниц. Оказалось, что это был доклад о специальном исследовании, заказанным Питеру Боверу Лондонским аукционом Phillips. Предметом данного исследования как раз и были подделки Российских кредитных билетов! Из доклада следовало, что в 1991 году в Лондоне, на аукционе Phillips проходил огромный лот, состоявший из большого количества предметов, относящихся к нашему вопросу, в том числе банкнот номиналами в 50 рублей 1866 года выпуска, 100 рублей 1892, 1894, 1896 годов и так далее. К сожалению, я не имею возможности привести даже малую часть того, что там было написано, иначе у нас получится не журнальная статья, а специализированное историко-архивное издание. Главное, я получил конкретную цель и понял, где и что надо искать. Пара поездок в Лондон, знакомые, знакомые знакомых, и картина стала медленно, но верно проясняться.

Англия, если знать, как там всё устроено, довольно открытая страна. Истории про чопорность и закрытость местных жителей, а также про частые дожди и туманы довольно сильно преувеличены. Главное там – быть открытым и понятным для собеседника, ни в коем случае не пытаясь его обхитрить или обмануть, иначе появится непреодолимая стена отчуждения. Не буду подробно останавливаться на многих интересных встречах, отмечу лишь самое важное… Аукцион Phillips получил неизвестный архив, состоявший из писем на нескольких языках, приспособлений для изготовления денежной бумаги, большого количества фотопринадлежностей непонятного толка, огромного количества специальной бумаги с различными водяными знаками и непосредственно несколько сотен бумажных денежных знаков различной степени законченности. Там также присутствовали вырезки из старых газет, записные книжки, старые фотографии, различные квитанции и многое другое. Как вы уже догадались, все эти артефакты имели непосредственное отношение к России. Основную массу законченных дензнаков (более сотни) составляли сторублевые билеты 1892, 1894 и 1896 годов. Все они были в прекрасном состоянии. Если учесть, что стоимость одного такого знака (шел 1991 год) на английском рынке составляла примерно от десяти до двадцати тысяч английских фунтов, то можно представить себе реакцию аукциона на весь лот! Однако было неясно, что же делать со всем остальным. Поэтому домом и было принято решение обратиться к Питеру Боверу, ведущему специалисту мирового уровня, специализирующемуся на бумаге. Кстати, Питер до сих пор консультирует Christie’s, Sotheby’s и другие знаковые аукционы. Услуги такого специалиста стоят очень дорого, но, как тогда казалось устроителям аукциона, дело того стоило.

Доклад, написанный Питером Бовером, даже сегодня является закрытым и нигде ни разу не был опубликован (впоследствии оказалось, что докладов было три! – прим. автора). Из него следует, что все денежные знаки, тщательнейшим образом изученные Питером, являются фальшивыми, а все приспособления и фотопринадлежности – ни что иное, как оборудование для их изготовления. Отсюда и наличие в лоте большого количества незаконченных банкнот. Но самое интересное содержалось в письмах. Они были, в основном, написаны на русском, польском и английском языках и либо принадлежали, либо были адресованы выдающемуся изобретателю Леону Варнерке. Это был уже реальный след в нашей истории. Питер убедительно доказывал причастность данного лица к изготовлению и распространению фальшивых денежных знаков. Но кто такой Леон Варнерке?

Чаще всего о нем писали в источниках, так или иначе связанных с фотографией. Правда, данные были разными. Кто‑то считал его венгром, кто‑то поляком, кто‑то русским, кто‑то указывал местом рождения Моравию. Данных о том, где он учился и чем занимался до появления в Лондоне в 1869 году, обнаружить не удалось. Зато после этой даты господин Варнерке оставил широкий след в истории мировой фотографии. Он имел собственную фирму с филиалами в Париже, Брюсселе, Берлине и даже Санкт-Петербурге и Москве. В 1881 году он был награжден «Медалью прогресса» за выдающиеся заслуги в области фотографии. Первый в мире пленочный фотоаппарат с роликовыми кассетами был создан именно им задолго до Кодака. Можно ещё долго перечислят его разработки и изобретения в этой области. Но Питер Бовер пришел к выводу, что у Леона Варнерке было еще одно, малоизвестное широкой публике, «увлечение». Леон был выдающимся фальшивомонетчиком, значительно опередившим свое время, который первым в мире изготовил супер качественные подделки бумажных денежных знаков.

Путешествуя по миру со своим курсом лекций о фальшивомонетчиках, Питер обязательно и особо выделял «работу и творчество» господина Варнерке. Не трудно будет представить, сколько вопросов к господину Боверу накопилось у меня! Я читал все его публикации и интервью, не раз пытался с ним встретиться, но поймать его в Лондоне было практически невозможно. Но зная имя Леон Варнерке, я стал собирать любую информацию с любым его, даже малейшим, упоминанием. С развитием интернета делать это становилось всё легче.

Тем временем, мне попалась одна публикация в журнале «Химия и Жизнь» которая дала очередной серьезнейший толчок в нашем расследовании. Автором статьи «Вы нажимаете на кнопку – мы делаем остальное» был доктор технических наук К. В. Вендеровский. Поначалу, я принял её за очередной рассказ о фотоизобретениях Леона Варнерке. Но постепенно рассказ настолько заинтересовал меня, что я просто прилип к монитору. Специально приведу целый абзац из этой статьи:

«Но Лейон Варнерке был какой‑то не такой англичанин. Среди членов-учредителей V (фотографического) отделения Императорского русского технического общества, наряду с Д. И. Менделеевым и многими выдающимися деятелями русской фотографии, значился и Варнерке Лев Викентьевич. Вот его фотография с дарственной надписью на чистейшем русском языке: «С выражением глубокого уважения к Д. И. Менделееву. Л. Варнерке. 2 марта 1878, С. Петербург». Без единой ошибки написаны и письма Варнерке, адресованные Менделееву. Наконец, приведенные цитаты вовсе не перевод с английского, а выдержки из обширного доклада, сделанного Л. В. Варнерке на заседании Русского технического общества 28 января 1878 года. Просматривая русские фотографические журналы того времени, мы находим множество статей и заметок Варнерке, он был одним из самых активных авторов. И это явно не переводы. Так кто же такой этот Лейон, он же Лев Викентьевич, Варнерке?»

Это как раз и был тот вопрос, который не давал мне покоя в последнее время. Ответ на него произвел на меня не меньшее впечатление. Леон Варнерке есть ни кто иной, как офицер русской армии, уроженец Гродненской губернии, поляк по национальности, Владислав Малаховский! Это было уже «горячо». Большое количество нестыковок и вопросов сразу же разрешились, но возникало еще больше новых. И о них мы расскажем в следующем номере.

Продолжение следует…